Слово «Руна»
Доклад был зачитан в Скандинавской Секции Съезда Ассоциации Современного Языка от 29 декабря 1955 г.
Список сокращений (по образцу М.И. Стеблин-Каменского из книги «Древнеисландский язык»)
г. = германские языки
гот. = готский
гр. = греческий
д-а. = древнеанглийский
д-в-н. = древневерхненемецкий
д-и. = древнеирландский
д-с. = древнескандинавский
и-е. = индоевропейский
лат. = латинский
л. = литовский
н-а. = новоанглийский
н. = норвежский
н-в-н. = нововерхненемецкий
н-и. = новоирландский
с. = санскрит
с-а. = среднеанглийский
с-в-н. = средневерхненемецкий
с-н-н. = средненижненемецкий
ц-с. = церковнославянский
Условные обозначения:
* (сразу перед словом) — гипотетическая форма
< — переходит из
> — переходит в
Слово руна само по себе и в самых разнообразных вариациях особенно богато на проблемы с этимологической точки зрения. Несмотря на то, что история этого слова — главным образом из-за его связи с необычными и загадочными проявлениями — включает в себя очень сжатую библиографию, она никогда не переставала оказывать определенное очарование на этимологов, что привело к ряду спекулятивных исследований.
Поскольку оно представляет собой одно из самых видных культурных явлений германского мира, руна как обозначение символа древнего рунического алфавита, конечно, является наиболее известным словом германского лексикона. Его позиция наиболее заметна в скандинавской филологии, поскольку среди северных народов знания о рунах пережили героический период (германская героическая эпоха — IV-V в., период ранних исторических и псевдоисторических событий, описываемых в германской героической поэзии — прим. перев.) и смогли добраться до сегодняшнего дня.
В данной статье я хочу рассмотреть этимологию слова «руна» и возникновение одного особенно интересного исландского соединения с этим словом, helrúnir.
Процесс, при котором слово приобретает новое значение — или, раз на то пошло, любое значение — не подконтролен какой-либо необходимости во вселенной или каким-либо структурным требованием языка; это произвольный акт, определяемый конкретными потребностями одной социальной группы в определенный момент времени.
К счастью для этимологов, когда новое понятие и слово соединяются, то наиболее часто для этого используются уже существующие ресурсы рассматриваемого языка. Материалы, используемые в этом процессе, раскрывают природу семасиологического процесса (семасиология — отдел лингвистики, изучающий значения слов — прим. перев.), который был активен в этом соединении. Этимологическое исследование является художественной реконструкцией любого такого процесса. Этимология как наука по своей природе скорее анекдотическая, чем систематическая.
Путь развития, который привел слово руна к использованию в качестве обозначения символов местного германского алфавита, остается неясным. Самые ранние записанные примеры родственных форм в какой-то степени выявляют материалы, которые были доступны и использовались для этого лексического создания.
Древнейшая форма этого слова записана на готском — runa. В тексте Вульфилы (готский епископ, создатель готского алфавита — прим. перев.) в него заложен один единственный смысл: «тайна, секрет, личный совет». Много позже средневековые христианские монахи пытались перевести гр. μυστήριον (тайна) и βουλή (решение, совет) на их различные диалекты, подбирая это слово в соответствующей форме.
Мы находим в д-а. rūn («секрет, консультация»), в д-в-н. rûna («секрет, исповедь»), в д-с. rúnar («секрет, таинственное собрание»). Очень похожие формы можно найти в д-с. (ж.р. rúna и м.р. rúni) и д-в-н. (ж.р. rûna и м.р. rûn), что означает «близкий друг». Наряду с этими существительными мы открываем также глагольные формы: д-в-н. rûnên, н-в-н. raunen, н-а. round (от с-а. roun)[1], д-а. rūnian, все они означают «шептать», и д-с. rýna — «вести личный разговор». На основе этих лексических данных мы хотим выяснить, какой процесс заставил эту словарную группу обозначать «рунический символ, форма письменности», как это произошло с д-а. rūn и д-с. rúnar.
Соблазнительно разглядеть в качестве основы этой этимологической группы идею, содержащуюся в глагольной форме в д-а. rūnian — «шептать». В самом деле, «личное напутствие или совет» можно понимать как ситуацию, при которой имеет место быть шёпот. Тема этого напутствия несомненно будет «секретной». «Близкий друг» — это также «лицо, с которым шепчутся». Согласно этой интерпретации, д-с. глагол rýna — «вести личный разговор» — очевидно, будет вторичным семантическим развитием глагола «шептать». Кроме того, мы должны допускать, что объект этого шёпота, «секрет», был переведен в отдельные символы рунического алфавита, каждый из которых, соответственно, содержал в себе «секрет».
Предположение о том, что идея своего рода голосовой деятельности лежит в г. корне *rūn-, который можно присвоить как существительным, так и глагольным формам, привели этимологов к открытию в индоевропейском серии verba mugiendi (от лат. verba mugien — «рёв» — прим. перев.): гр. ὠρύομαι «выть, кричать», ц-с. rjuti «реветь» (читается это слово как «рюти» — прим. перев.), с. ráuti, ruvâti «реветь, рычать».
Несмотря на то, что эти соответствия были выработаны lautgesetzlich (т.е. фонетически — прим. перев.), мне трудно принять «генетическую» связь слов, которые означают «шептать», со словами, значащими «реветь». Тем не менее, классическая этимология слова руна опирается именно на эти аргументы, в том виде, в котором она явно или неявно содержится в стандартных работах по этимологии (Falk-Torp, Norwegisches und dänisches etymologisches Wörterbuch; Jente, Die mythologischen Ausdrücke im altenglischen Wortschatz; Hellquist, Svensk etymologisk ordbok; Walde-Pokorny, Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen Sprachen).
Главное возражение против такой этимологии заключается в том, что германская форма существительного, которая, предположительно, выглядит как *rūna-, ни в одном из своих когнатов (т.е. однокоренных словах, у которых общее происхождение и схожее звучание в двух и более различных языках — прим. перев.) не несёт следов от идеи «шёпота». Я не верю, что смысл глагола «шептать» нашел свое отражение в какой-либо части этой этимологии.
Я думаю, что с большей вероятностью глагольные формы д-а. rūnian, д-в-н. rûnên и д-с. rýna являются отыменными образованиями (отыменные глаголы — глаголы, основа которых является производным от имени существительного — прим. перев.), форма и содержание которых являются вторичными производными от германских существительных с основой *rūna-. Вместо того чтобы прочёсывать все необъятные просторы индоевропейских корней и когнатов, было бы лучше поискать значение этой формы в германском языке и в пределах диапазона его проверенных значений[2].
Я считаю, что наиболее убедительное объяснение развития в этой этимологической группе может быть получено из предположения, что основной смысл корня *rūna- означает «то, что приватно или тайно». Это объясняет те формы, которые означают «близкого друга», поскольку только такого друга можно пригласить в свои частные владения. Это предположение также легко объясняет такие значения, как «секрет», «напутствие», «совещание», потому что о таких вещах будет знать только один человек или очень ограниченный круг.
Применение этого слова к символам рунического алфавита таким образом становится понятно. Отдельные руны были предметом частных или тайных знаний, которые использовались обладателем таких знаний в его личных интересах. Такая этимология не дает нам повода допускать, что в рунах содержался какой-то невыразимый секрет, или что их использование сопровождалось шёпотом. Предположение также легко объясняет так часто цитируемое финское заимствование runo — «волшебная песнь, очарование (charm)», — поскольку очарование являлось таким же объектом тайных знаний, как и рунические символы.
Если мы принимаем такую этимологию, то мы должны объяснить глагольные производные от корня, который означает «способ передачи тайной информации», также известный как «шептать». Это указывает на то, что древнескандинавское значение слова rýna («вести личный разговор») ближе к первоначальному смыслу глагольных производных.
Единственные явные негерманские когнаты из этой этимологической группы были найдены в некоторых формах кельтских языков: д-и. rún («таинство, секрет»), гэльское rún, н-и. rún («секрет, тайный замысел» и даже «возлюбленный, любимый человек»), уэльское rhin («секрет, добродетель»). Сходство по форме и смыслу в двух языковых группах поражает. Кельтские языки не показывают ни одного из обширных продолжений корня, которые мы находим в германских. Скорее всего, д-и. rún и его когнаты проявляли себя в пределах кельтских языков, но лишь одно значение смогло с поразительным упорством продержаться вплоть до наших дней.
Все кельтские значения вращаются вокруг «секрета, тайны», в то время как н-и., вдобавок к этому, показывает смысл, близкий по значению к д-с. rúna — «близкий друг». Стоит отметить, что ни одно из кельтских слов не указывает на «алфавитный символ». Из-за этого ограничения мы должны рассматривать д-и. rún в качестве очень раннего заимствования из германского в значении «то, что приватно или тайно»[3].
В одном отрывке у Иордана мы можем найти любопытное составное слово, в котором используется г. *rūna-, что проливает некоторый свет на этимологию этой основы. В XXIV разделе Филимер, король готов, говорит о неких злых женщинах, ведьмах: «Magas mulieres quas patrio sermone haliurunnas is ipse cognominat».
Мы можем предположить, что классическая готская форма слова haliurunnas выглядела как *haljō-rūnas[4]. Другие древнегерманские диалекты имеют в своем лексиконе когнаты этой готской формы: д-а. heirūn, helrūne, hellerūne («волшебница, ведьма») и helrūna («демон»), д-в-н. hellerūna («черная магия, колдовство»).
Появление слова в трех древнегерманских диалектах говорит о его присутствии в словаре во время германского единства (речь идет про объединение Германии в 1871 году, период, также известный как эпоха Бисмарка; именно в эту эпоху братья Гримм составили первый словарь немецкого языка — прим. перев.). Этимология первой части составного слова сама по себе вполне ясна. Мы можем с легкостью разглядеть в ней основу слова: гот. halja, д-а. hell, д-в-н. hell, («ад, невидимый мир»). Вторая часть соединения затрудняет анализ слова.
Стоит отметить, что в древнеанглийском языке это слово встречается с двумя различными склонениями: helrūn, с сильным женским ō-основой, и hellerūne, со слабой женской n-основой. Та же ситуация наблюдается и в древнескандинавских несоставных формах rún («женщина, подруга»), склоняемое в качестве сильной женской ō-основой, и rúna, имеющее то же значение, но склоняющееся как слабая женская n-основа.
В обоих случаях (д-с. и д-а.) слабым женским корням соответствуют слабые мужские формы — rúni и rūna, соответственно. Это указывает на то, что германская основа *rūna-, склоняемая как сильная ō-основа, имела два значения: «секрет, тайна» и «друг, партнер». Эти два значения, безусловно, должны сохраняться в любом лексиконе раздельно. Такое разделение форм уточняет интерпретацию *haljō-rūnas.
Древнеанглийское слово helrūn лучше всего интерпретировать как «друг, близкий с адом и его силами», то есть «демоническая женщина, волшебница». Это позволяет видеть таких женщин как существ, которые практикуют черную магию, либо, что наиболее вероятно, наделенных адскими силами. Благодаря наличию в языке слова в том же падежном классе с абстрактным значением «секрет, тайна», последовало создание абстрактного термина «черная магия, колдовство», который разделяет с практикующим это искусство те же фонетические формы[5].
Исландские когнаты этого германского слова появляются в очень позднем тексте, в знаменитой коллекции исландских национальных историй и сказок Йоуна Арнасона (Islenzkar þjódsögur og Ævintýri, Jón Árnason, Leipzig, 1862). Слово встречается в сказке о чародее по имени Полл (Páll), который вырезал helrúnir на куске сыра, накрыл его маслом, а затем скормил сыр своей жене. Она умерла, а чародей был осужден и сожжен за это преступление.
В этом отрывке helrúnir явно относится к символам рунического алфавита, используемых для магических и ужасных целей. Так как слово появляется очень поздно, мы можем рассмотреть образование нового соединения при помощи исландских hel, heljar в значении «смерть», интерпретируя конечную форму как «смертельные руны».
Поскольку эта форма встречается в трех других диалектах с четко определенными смысловыми границами, я считаю, что уместнее всего рассматривать её в качестве сохранившейся германской формы, которая была переосмыслена для внесения её в категорию таких составных слов, как meginrúnar («могучие или сильные руны») и helstafir («губительные символы»), в то время как первоначальный смысл, без сомнения, занимающий важное место, как и все рунические символы в магии, был утрачен.
Примечания
- ↑ Новоанглийская форма демонстрирует излишнее d, которое, например, можно встретить в н-а. слове sound от с-а. soun («звук») и н-а. bound от с-а. boun («готовый»).
- ↑ Усердный поиск индоевропейских когнатов в г. *rūna- привел к большому количеству статей в числе этимологических трудов, из которых очень сложно извлечь какие-либо четкие представления. Скопление этих статей не является доказательством этимологических связей. Крайняя форма этой практики отражена в работе Фердинанда Хольтхаузена (Ferdinand Holthausen, Altenglisches etymologisches Wörterbuch, 1934) при записи слов rūn, rӯn, rēonian. И четырёхкратное использование reu, rēu, rū Вальде-Покорны (Walde-Pokorny, Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen sprachen, II 349-350) обеспечивает нас прекрасной индоевропейской солянкой. Наша задача — внести немного порядка в сложившуюся путаницу через классификацию этой серии предложенных когнатов в соответствии с их предполагаемыми индоевропейскими формами корней: и-е. *rew-: ц-с. revą, rjuti («реветь»), с. ráuti, ruváti, raváti («реветь, выть»), лат. ravis, raucus («хриплый, сиплый»); и-е. *rew-d-: л. raudóti («горевать, рыдать»), д-с. rauta («рычать, реветь»), д-а. rēotan («плакать, выть»), д-в-н. riozan («плакать»), roz («плач»); и-е. *rew-n-: д-а. rēonian («жаловаться, ворчать, сговариваться»), с-в-н. rienen («стонать, причитать»), н. rjóna («болтать, сплетничать»); и-е. *rw-d-: лат. rudere («плакать, кричать»); и-е. *rū-: гр. ωρύομαι («реветь»); и-е. *rū-d-: д-с. rӯta («ворчать»), д-в-н. rûzen («ворчать»), ц-с. рыда́ти («плакать, реветь»); и-е. *rū-m-: лат. rūmor («голос толпы, слухи, молва»), д-с. rúma («говорить»); и-е. *rū-k-: д-а. rӯn<*rūhjan («рычать, реветь»), с-н-н. rüjen («рычать, реветь»). В этой серии когнатов мы получили достаточно доказательств, чтобы утверждать: индоевропейский корень *rew-/*rū- встречается с различными детерминантами (т.е. определяющими факторами — прим. перев.). Значение, которое можно увязать с этим корнем — безусловно, «издавать голосом громкий звук». Внутренние германские и кельтские данные не позволяют нам включать германский корень *rūn- в эту серию когнатов.
Гомерическому греческому έρέω<*έρέfω Эмиль Бойсак предложил (Émile Boisacq, Dietionnaire Étymologique de la langue greque, 4 ред., стр. 278) в качестве возможных когнатов аттические греческие έρβυνάω («спрашивать») и έpευva («поиск, расследование»). Для этих слов мы можем допустить индоевропейский корень *rew-. Этот корень имеет очень четкие германские когнаты в д-с. raun («анализ, опыт, доказательство») и reyna («расследовать, пытаться»). Если мы допустим, что г. *rūna- является развитием существительного от и-е. *rew-/*rū-, то следует также допустить, что «то, что приватно или тайно» на самом деле «то, что было установлено в результате опроса или расследования». Хотя у нас и нет никакого способа продемонстрировать эту возможную этимологию с бóльшим количеством фактов, исследование германской основы, безусловно, делает такое толкование более приемлемым.
Эта этимология может дать нам ключ к интерпретации этимологически неясного готского составного слова unmanariggws («дикий, жестокий» — по версии Вильгельма Стрейтберга, которую он привел в своей книге Die gotische Bibel, 3 ред.). Первый элемент слова, unmana-, легко интерпретировать в свете его германских когнатов: д-в-н. unmanaluomi («свирепый, жестокий»), и-е. unmann («злой человек, монстр»). Второй элемент в составе этого слова, -riggws, остается необъяснимым. Я полагаю, что эта форма, которая должна быть получена от г. *reww-, является прилагательным от предположительного и-е. корня *rew-/*rū- с Verschärfung (т.е. усилением — прим. перев.) конечного резонанса. Тогда мы могли бы интерпретировать -riggws как «рядовой (случай), свойственный, характерный». Тогда сложносоставное unmanariggws будет означать «несвойственный, нехарактерный для человека, бесчеловечный», следовательно, и «жестокий, дикий».
- ↑ Ср. подробное, но неубедительное обсуждение К. Марстрандера в Norsk tidsskrift for sprogvidenskap, I (1928) с. 175.
- ↑ Эту реконструкцию впервые предложил К. Мюлленхоф, Monumenta Germaniae historica auctores antiquissimi, V/l, 150 (индекс).
- ↑ Ср. противоречивое заключение Генриха Веше (Heinrich Wesche) в его книге Der althochdeutsche Wortschätz im Gebiete des Zaubers und der Weissagung (Halle/Saale, 1940) на стр. 49. Он утверждает, что первоначальный смысл соединения заключался в «черной магии», интерпретируя слово как «адский шёпот». Я считаю, что его этимология терпит неудачу из-за того, что он находит в г. *rūna- значение «шептать». Кроме того, он не приводит никаких убедительных доказательств в пользу того, что «шептание» было обязательно связано с черной магией в германских практиках.
