Н. А. Ганина
Сакральная топография Рюгена
sub specie этимологии[1]
Статья посвящена реконструкции и этимологическому анализу сакральной топографии Рюгена. В работе производится обзор археологии и истории Рюгена, рассматриваются важнейшие топонимы – обозначения сакральных мест, производится анализ этимологии языческих топонимов, наименований курганов и мегалитов, названий отдельных камней, христианских и псевдоязыческих топонимов.
Ключевые слова: Германия, остров Рюген, топонимы, этимология, священные места, язычество, христианизация.
Основные вехи рюгенской традиции
Остров Рюген с древнейших времен был одним из сакральных центров Южной Балтики. Этому способствовали ландшафтная маркированность (меловые утесы) и уникальное местоположение острова. Рюген находится на перекрестье балтийских торговых и культурных путей, в юго-западной части на него легко проникнуть с материка или высадиться с моря, но в целом остров представляет собой обособленную, а в северо-восточной части и труднодоступную зону. Кроме того, площадь Рюгена (926 км², с окрестными островами до 950 и даже 1000 км²) весьма велика для острова, но мала для островного государства. Таким образом, Рюген имел все условия для создания и функционирования святилищ и сохранения разного рода реликтов.
На Рюгене отмечается наибольшее число и плотность мегалитических гробниц для всей Северной Германии, что указывает как на особое культовое значение, так и на «реликтовость», заповедность острова. Еще в 1829 г. на Рюгене насчитывалось 236 мегалитов (карта Фридриха фон Хагенова), сейчас из них сохранилось всего 55 [Schmidt 2001], но для сравнительно небольшой площади острова и в сравнении с другими регионами это количество очень велико. Рюгенские каменные гробницы относятся к неолиту – между 3500 и 2400–2000 гг. до Р. Х. Согласно подсчетам Э. Шульдта, мегалиты возводились в течение 200 лет, что равняется смене 7–8 поколений [Schuldt 1970]. Этот [58]древнейший для Рюгена ландшафт сохранялся при смене археологических культур, и более того, в условиях этнических миграций.
Археологические факты свидетельствуют о преемственности, а иногда и непрерывности традиции сакральных урочищ на Рюгене. Так, наряду с настоящими неолитическими гробницами (такими, как Ноббин, Двазиден и др.), а часто и на основе старых мегалитов возникают погребения бронзового века, где даже сохранились изделия из бронзы. Крупнейший из сохранившихся на Рюгене комплекс из 7 мегалитов близ Ланкен-Границ представляет собой исконное неолитическое погребение, в нижнем слое которого сохранились кремневые топоры (один обоюдоострый), фрагменты керамики и янтарные бусины, отшлифованные в виде двойного топора [Schmidt 2001: 19–24]. Однако в верхнем слое гробницы представлены предметы эпохи ранней и поздней бронзы: фрагменты бронзовой иглы и бронзовой цепи. В других погребениях тех же мегалитов также обнаружены фрагменты изделий из бронзы (игла, цепь, перстень) [Schmidt 2001: 20–21]. В одном из мегалитов Ланкен-Границ (гробница 1) в эпоху бронзы совершили новое погребение и после этого основательно завалили вход камнями [Schuldt 1972: 36].
Гробница близ Ноббина (полуостров Виттов) – единственная двухкамерная неолитическая гробница на Рюгене. В ней наряду с традиционным неолитическим инвентарем – каменными орудиями, фрагментами керамики и янтарными бусинами – находятся остатки урнового погребения V в. до н. э., то есть доримского железного века[2]. Сохранились фрагменты фибулы из железной проволоки и железного ножа [Schmidt 2001: 12–13]. Этот погребальный комплекс почитался и в славянское время, на что указывают черепки славянской керамики и одна арабская монета IX в., очевидно, являвшиеся жертвенными дарами [Schmidt 2001: 13].
Неолитическая гробница близ Нипмерова (полуостров Ясмунд) – единственная коридорная гробница (Ganggrab) на острове [Schmidt 2001: 14–16]. В ней обнаружены фрагменты керамики, относящиеся к культуре воронковидных кубков, свыше 50 янтарных бусин, как и в комплексе Ланкен-Границ, отшлифованных в виде двойного топора. Позже, в бронзовом веке, над неолитическим погребением был насыпан курган. А в верхней части гробницы находятся два славянских погребения по обряду ингумации, причем располагаются они «на крыше» старого мегалита, над потолочными камнями. Ориентация [59]этих погребений: В – З, головы ориентированы на восток. Погребальные дары – глиняная миска, по одному железному ножу при каждом скелете, ножны с бронзовыми накладками, один бронзовый нож, огниво, бронзовое кольцо и бритва [Schmidt 2001: 16]. Над славянскими погребениями также насыпали курган. Интересно, что весь многовековой погребальный комплекс в Нипмерове на протяжении тысячелетий сохраняет ориентацию с востока на запад. В неолитической гробнице в местечке Клейн Стрезов располагались славянские урновые погребения: 7 урн внутри мегалита [Schmidt 2001: 24]. Такие «впускные» урны в курганы бронзового века изредка отмечаются и в Швеции (ср. [Лебедев 2005: 110]), но на Рюгене раннесредневековые урновые погребения вошли в состав комплекса, относившегося к незапамятной древности. Все эти данные свидетельствуют о поразительной устойчивости сакрального ландшафта на Рюгене и мирной преемственности в этой области [Ганина 2011].
Как известно, постановка вопроса об этническом соотнесении культуры неолита или бронзового века в Северной Европе в высшей степени гипотетична, а возможно, и неправомерна ввиду того, что соответствующие этносы могли сформироваться гораздо позже. В отношении Рюгена следует исходить из конкретных археологических реалий.
В I в. н. э. на Рюгене находились восточные германцы, очень похожие по археологической культуре на готов, что определяется по так называемой густовской группе памятников, весьма сходной с вельбаркской культурой готов в устье Вислы. Однако, по указаниям археологов, густовская группа возникла несколько раньше [Щукин 2005: 47]. Это согласуется со свидетельствами исторических источников о восточногерманском племени ругов. Руги переселились из южной Норвегии (ср. топоним Rogaland 'Ругаланн', букв. ‘земля / страна ругов’) в устье Вислы еще до рубежа тысячелетий, а потом ушли оттуда, потесненные готами левее, в устье Одера, и оттуда проникли на острова Уседом и Рюген. С I по V в. н. э. руги находятся на Рюгене, и германская традиция эпохи Великого переселения народов называет их «островными ругами»: Vlmerugorum (дат.п. мн.ч.) у Иордана (Get. 26), ди. Hólm-Rygir, да. Holmrygum (дат.п. мн.ч., «Видсид»).[3] Именно по этому племени остров получает свое название: Rügen < *Rugim ‘ругов’ (дат.п. мн.ч.).
Массовое переселение ругов с южной Балтики в другие области Европы состоялось позже, в 30-е годы V в. н. э. В 434–435 гг. руги вслед за гуннами вступили в области Восточной Римской Империи, участвовали в штурме балканского города Невиодунума (на Саве), в [60]451 г. приняли участие в походе Аттилы в Галлию. Постепенно руги проникли в Южную Моравию и северную Нижнюю Австрию (Норик), причем часть племени осталась в Паннонии и на Балканах. Примерно в 430 г. в Нижней Австрии возникла «страна ругов» – Rugiland, что буквально воспроизводит старый топоним Rogaland, но в восточногерманской огласовке. В Нижней Австрии были найдены монеты с именами королей ругов. О пребывании ругов в Норике свидетельствует раннесредневековый латинский памятник «Житие св. Северина» († 482 г.), написанный его учеником Евгиппием [Житие св. Северина 1998]. Область расселения ругов в Нижней Австрии и Южной Моравии была компактной и легко обозримой, в том числе в языковом плане. По указанию Э. Шварца, между Мельком и Венским лесом отсутствуют следы второго верхненемецкого передвижения согласных (оно «возвращается» только в Венской котловине) [Schwarz 1951: 180–181].
Как единодушно заключают археологи, славяне пришли на Рюген не позднее конца VI в. по Р. Х. [Херрман 1986: 338]. Именно с их приходом связывается появление в Северной Европе ржи как сельскохозяйственной культуры. Выход славян к Балтике был вполне закономерен. На закате эпохи Великого переселения народов Поморье стало открыто всем после ухода восточногерманских племен, тогда как Центральная Европа в то же самое время была перенасыщена варварами (в основном восточными германцами). Ранее считалось, что Рюген после ухода ругов совершенно опустел, однако последние анализы пыльцы свидетельствуют о том, что заселение острова в эту эпоху было непрерывным [Schmidt 2002: 30]. О непрерывности местной традиции свидетельствуют и другие факты: переход старых этнонимов «лемовии» и «гломмы» к славянам («лемузы» и «гломачи» [Трубачев 2004: 223]), почитание славянами святилищ бронзового века и славянские захоронения над мегалитическими гробницами.
Рюгенские славяне – «ругины» – впервые упоминаются в источниках VII в. в связи с попытками англосаксонских миссионеров распространить христианство в североморско-балтийском регионе [Херрман 1986: 338]. Это были западные славяне лехитской подгруппы – поморяне. Согласно хронике Гельмольда Босауского (XII в.), рюгенские славяне – руяне (раны, руны) «занимают первое место среди всех славянских народов, имеют короля и знаменитейший храм. Именно поэтому, благодаря особому почитанию этого храма, они пользуются наибольшим уважением и, на многих налагая дань, сами никакой дани не платят, будучи неприступны из-за трудностей своего месторасположения. Народы, которые они подчинили себе оружием, принуждаются ими к уплате дани их храму. Жреца они почитают больше, чем короля. Войско свое они направляют, куда гадание покажет, а одерживая [61]победу, золото и серебро относят в казну бога своего, остальное же делят между собой» [Chron. Slav. I, 36; Гельмольд 1963: 100].
Идея сакральной основы могущества рюгенских славян отражена у Гельмольда всюду, где заходит речь о значении острова: руяне – «самое сильное среди славян племя, единственное, которое имеет короля [rex]. Без их решения не может быть совершено ни одно общественное дело. Их боятся так по причине особого расположения к ним богов или, скорее, идолов, которых они окружают гораздо большим почетом, чем другие славяне»[4] [Chron. Slav. I, 20; Гельмольд 1963: 37–38], «Святовит, бог земли руянской, занял первое место среди всех божеств славянских, светлейший в победах, самый убедительный в ответах. Поэтому и в наше время не только вагрская земля, но и все другие славянские земли посылали сюда ежегодно приношения, почитая его богом богов. Король же находится у них в меньшем по сравнению с жрецом почете. Ибо тот тщательно разведывает ответы [божества] и толкует узнаваемое в гаданиях. Он от указаний гадания, а король и народ от его указаний зависят» [Chron. slav. II, 12; Гельмольд 1963: 236–237].
Основным источником сведений о славянских языковых реликтах является топонимика, поскольку славяне, пришедшие на Рюген в конце VI в., были бесписьменными, а усвоение письменности в этом регионе в позднейшую эпоху (начиная с завоевания Рюгена королем Вальдемаром Датским и епископом Абсалоном Роскильдским в 1168 г.) означало ориентацию на латинскую, датскую и нижненемецкую культуру. Напротив, славянская топонимика Рюгена хорошо засвидетельствована с давних времен, так как получила раннюю письменную фиксацию в грамотах на латинском и нижненемецком языках, составленных в непосредственном контакте с жителями Рюгена – носителями реликтового языка поморских славян, принадлежавшего к лехитской подгруппе западнославянских языков. Наличие ранних фиксаций топонимов является необходимой предпосылкой топонимического исследования, так как лишь на этих основаниях можно предлагать достоверную этимологию топонимов. Топонимика Рюгена обобщена в специальных исследованиях [Jacob 1894, Niemeyer 2001, Haefs 2005], что позволяет прослеживать историю форм и делать репрезентативные выборки топонимов. Однако этимологии, предлагаемые в этих исследованиях, в ряде случаев требуют уточнения. Таким образом, исследование сакральной топонимики Рюгена перспективно как в этимологическом, так и в историко-культурном плане. [62]
Языческие топонимы
Главной святыней Рюгена было городище на крайней северовосточной точке острова – мысу Аркона (Arkona). Оно представляло собой укрепленное святилище – храмовую крепость и являлось межплеменной святыней западных славян-язычников и центром жреческой власти. Важным компонентом святилища была храмовая сокровищница. По свидетельствам хроник, в ней был сосредоточен «золотой запас» Рюгена, а возможно, и соседних славянских племен. Роль святилища как символа власти на Южной Балтике подтверждается тем, что, по сообщению Саксона Грамматика, датский король Свен, будучи христианином, пожертвовал в сокровищницу золотой кубок. Очевидно, это был Свен III Грате, в первой половине XII в. нуждавшийся в поддержке своей власти [Berlekamp 1998: 13]. По данным археологии, Аркона не была постоянно обитаемым местом, славяне собирались туда на культовое празднество после сбора урожая. В ноябре неподалеку от Арконы устраивался сельдяной рынок [Гельмольд 1963: 237], который, однако, не был крупным приморским центром дальней торговли. Скандинавский элемент в археологии Арконы не прослеживается.
Авторитет жреца объединял под своей эгидой весь Рюген, поскольку именно жрец, а не князь, по сообщению Гельмольда, вел переговоры с князем ободритов Генрихом и торг о цене перемирия [Гельмольд 1963: 104–105]. У Святовита было свое знамя и выступавшее под ним войско («станица»). Развитое храмовое хозяйство Арконы включало в себя коневодство и медоварение (ср. отмечаемую археологами высокую долю овса в анализах пыльцы). Однако с упразднением культа вся эта структура должна была рухнуть. Потому с исчезновением старой религиозной элиты Аркона утратила свое исключительное значение.
Древнейшая форма этого топонима, засвидетельствованная в грамотах, – Archon (1136 г.), далее Arcun (1150), Arkun (1160), Arkon (1666, у Саксона Грамматика, хорошо знакомого с данным регионом), Arkona (1168), Orkunde (1585, в датском источнике с соответствующей орфографией), Arkona (1859) [Niemeyer 2001, I, 6]. При всей обширности и хорошей сохранности славянской топонимики Рюгена название Arkona не является славянским. Выдвинутое Г. Якобом [Jacob 1894, 113] и иногда встречающееся в популярной литературе истолкование Arkona < слав. «яр конь» представляет собой ложную этимологию. Начальный славянский j хорошо сохраняется в латинской передаче, ср. Jaromar 'Яромар' (имя ряда рюгенских князей). По той же причине следует отвергнуть этимологию в работе Р. [63]Абрамовски: Arkona < Jarkon < Jarko (сокращение от Jaromar) [Abramowski 1931: 109]. Кроме того, кони в общеславянской традиции не определяются как «ярые».
А. Хаас впервые сопоставил название Arkona с кельтским arkunia, имеющим ряд параллелей в топонимике Западной Европы: Hercynia silva 'Герцинский лес' и др. [Haas 1931]. Интересны соображения А. Г. Кузьмина по этом поводу: «Нередко предлагаются широкие параллели общеиндоевропейского характера [Bach 1954: 50–51, Wagner 1970: 34–35]. Но чаще рассматривается вопрос не о значении рюгенской Арконы, а о происхождении каких-то других сходных топонимов, прежде всего знаменитого Герцинского леса (Hercynia silva etc.). В отношении последнего, как правило, расхождений нет: его считают производным из кельтских языков [Schwarz 1950: 65]. Но связь между множеством подобных топонимов в разных районах Европы, а также конкретное значение их остаются неопределенными. География топонима оказывается весьма широкой. Сходные названия встречаются в галльской Бельгии, в средней Италии, на Балканском полуострове (в частности в Этолии). Кельты в историческое время – единственный народ, который можно связывать со всеми этими районами. Однако в толковании топонима и у кельтологов наметились расхождения. Ф. Моне понимал его как «большой лес, населенный по вырубленным пространствам» [Mone 1851:11], А. Хольдер толковал как «возвышение», «очень высокая гора» [Holder 1961: 184–185]. М. Рудницкий не предлагал каких-либо значений названия, но склонен был видеть связь его с этрусками (то есть древним североиталийским народом) [Rudnicki 1930: 572–574]. Недостаток предлагавшихся этимологий заключается в том, что значение названия в них слишком непосредственно выводится из реального положения разных Аркон. В одних случаях акцентировали внимание на лесах, в других – на гористости, в третьих – на изолированности положения (например, на мысу побережья). Э. Шварц, в частности, приводит параллель из кимрского диалекта кельтского языка, где erchynn означает «возвышенный», a cwn – «высота», чему соответствует также галльское cuno. Он приходит к выводу, что старокельтское (p)arkunion и означало «гора». Но связь здесь несколько иная. В слове Аркона первый слог ар означает предлог, равнозначный французскому sur или немецкому аuf, то есть по-русски «на, у, при». В таком значении предлог сохраняется и в современных кельтских языках [Льюис, Педерсен 1954: 169]. Написание ar сохраняется в валлийском (кимрском) диалекте. В бретонском пишется war, ирландском – for (ирландское f = w). С другой стороны, в литературе указывался ряд аналогичных бретонских топонимов, в частности Arcol-Argol, Argoad, Arvor-Armor и т. д. Во всех случаях справедливо [64]усматривается сложение кельтских предлога ar и существительного (кустарник – col, лес – koad, море – vor или mor) [Willam Smith 1940: 11–12]. Что же касается оставшихся без объяснения топонимов Arguenon или Arhon, то это, видимо, варианты все той же Арконы, означающей буквально «на высоте». Рюгенская Аркона, как известно, расположена именно на высоком берегу моря» [Кузьмин 1974].
Для А. Г. Кузьмина «разъяснение названия Аркона важно не само по себе, а как определитель этнической принадлежности какой-то части населения Прибалтики. Очевидно, название относится к древнему населению Рюгена (или прибрежных районов, если допустить, что название городу[5] дали соседи)» [ibid.]. Этот вывод примечателен. Но далее исследователь делает неожиданное заключение: «А это неизбежно порождает сомнение в обоснованности мнения о германоязычии проживавших здесь еще в римское время ругов» [ibid.].
Здесь рассуждения А. Г. Кузьмина расходятся с фактами. Если название относится к древнему населению Рюгена, то оно вообще не связано с германцами, которые пришли сюда здесь всего лишь на рубеже тысячелетий, да и то ненадолго: до V в. Руги были небольшим восточногерманским племенем, и они были германоязычными, что доказывает ономастика, сохранившаяся в латинских источниках (подробнее см.: [Ганина 2011]). Значительных следов в топонимике Рюгена, кроме названия острова, они не оставили. Нельзя исключить, что топонимы, оставленные ругами, впоследствии перекрылись целым рядом языков: западнославянским, скандинавскими и нижненемецким.
Возникают и другие возражения. Прежде всего, «возвышенность» Арконы по сравнению с другими местами Рюгена (Ясмунд: Княжий Стол, Седло-на-Коне) весьма сомнительна, сам мыс Аркона – плоский, как ладонь. Скорее это всего лишь указание на обрывистый берег. Далее, с формальной точки зрения невероятно, чтобы в области, где археологически не засвидетельствовано густое кельтское (тем более валлийское) заселение, существовал бы топоним, допускающий вычленение «валлийского предлога». А. Г. Кузьмин использует кельтскую этимологию топонима как доказательство присутствия кельтов на Балтике, но в этом, помимо указанных противоречий, кроется и серьезное хронологическое расхождение: судя по отмечаемым древнеевропейским изоглоссам, название Arkona относится к наиболее [65]архаичному слою европейской топонимики, а еще в I тыс. до н. э. кельтов на Балтике достоверно не было (см. [Трубачев 2003]).
Широкий круг древнеевропейских параллелей позволяет предполагать, что топоним Arkona представляет собой балтийский реликт так называемым древнеевропейской топонимики. Индоевропейский этимон восстанавливается в виде *ark- (но не *perkw- 'гора, горный лес', к которому восходит кельтский топоним Hercynia silva). Каким могло быть значение этой основы? В древнеевропейской топонимике широко представлена основа *ark(t)- ‘медведь’, однако медведи на Рюгене, в отличие от волков, в исторические времена не водились, следов культа медведя нет. Кроме того, рельеф Арконы не предоставляет никаких возможности для соответствующей интерпретации каких-либо особенностей ландшафта. Можно было бы предположить *ark(t)- в значении ‘северный’, поскольку Аркона – крайняя северная точка острова. Но древнегреческое ἀρκτικός – в первую очередь означает ‘медвежий’, и лишь потом, по связи с созвездием Большой Медведицы – ‘северный’.
Предполагая древнеевропейскую (догерманскую) этимологию, уместно сопоставлять топоним «Аркона» с лат. arceo, греч. ἀρκέω ‘защищать’, ἄρκος ‘защита’ < *ark- ‘закрывать, замыкать’ (об этимологии этих слов: [Walde, Hoffmann 1938–1956: 62–63, Frisk 1954–1972: 141]). В особой удаленности Арконы автор имел возможность убедиться лично, добираясь туда лесами и полями из рюгенского Бергена на автобусе и пешком (а жители Грайфсвальда и Штральзунда и в наше время считают, что «на Аркону добраться нельзя»). В таком случае убедительное объяснение получает не только основа *ark-, но и вся лексема: *ark- ‘защищать’ + -n- как индоевропейский суффикс пассивного причастия (ср. рус. сказано, сделано) 'защищенное место'.
При различных возможностях реконструкции индоевропейского этимона все новейшие точки зрения объединяет заключение о том, что топоним Arkona (Archon) является дославянским. Возникает вопрос, было ли у главного рюгенского святилища какое-то славянское наименование. Аркона – название мыса и урочища, засвидетельствованное в грамотах, в хронике Саксона Грамматика и местной традиции. Однако ни у Саксона Грамматика, ни у Гельмольда не говорится, что славяне так называли само святилище (эти хронисты обычно оговаривают использование славянского слова в латинском тексте). В связи с этим следует обратить внимание на название всего полуострова, где находился храм Святовита – Виттов (Wittow), а также топонимы Vitt (община Putgarten на том же полустрове) и Wittower Fähre 'Виттова переправа'.
Этимология теонима Святовит (Svantevit) не представляет трудностей в отношении первого компонента – слав. *svęt- ‘святой’, тогда [66]как исход слова имел разные толкования. Интерпретация *svęt + vitezъ ‘святой витязь’, встречающаяся в научно-популярной, а иногда и научной немецкой литературе, не выдерживает критики. Возведение к праслав. *svęt- ‘набухающий, возрастающий, полный жизненной силы’ + *vikt < и.-е. *kwent- ‘набухающий, возрастающий, полный жизненной силы’ + *veik(t)- ‘жизненная сила’, предложенное В. Н. Топоровым [Топоров 1989: 38], само по себе интересно, но эта версия вызывает вопросы в отношении хронологии и ареального распределения основ (праславянская принадлежность первого компонента и неясное «общеиндоевропейское» соотнесение второго). Наиболее удачна этимология, обоснованная О. Н. Трубачевым: Святовит как субстантивированное прилагательное – ср. рус. домовит, красовит и т. д., где *ov-itъ выступает как своего рода показатель степени сравнения [Трубачев 2004, II: 428]. При этом Р. О. Якобсон полагал, что внутренняя форма рюгенских теонимов передавала степени годового возрастания жизненной силы: Svętovit, Jarovit, Rujevit, Porevit (цит. по: [Топоров 1989: 38, Трубачев 2004, II: 428].
В эпоху датского завоевания и христианизации Рюгена имя Svantevit было сопоставлено с именем св. Вита. Культ семилетнего мученика Вита, пострадавшего вместе со своим воспитателем Модестом и няней Крискентией, зародился на Сицилии или, по другим свидетельствам, в Лукании, и с V в. широко распространился от южной до северной Италии, а с VIII–IX в. и на территории Центральной Европы, особенно в Баварии после перенесения мощей св. Вита в монастырь Корвей, а также в соседних славянских землях – Моравии и Чехии (см. [Йовчева 2006]).
Особая роль в сопоставлении имен Святовита и святого Вита на Рюгене принадлежит сподвижнику и правой руке короля Вальдемара – епископу Абсалону Роскильдскому. Перед завоеванием Рюгена он напомнил датским воинам историю о том, что земли Рюгена давно были обещаны язычниками св. Виту и монахам монастыря Корвей.[6] Абсалон поставил перед датчанами задачу: взять Аркону к 15 июня, дню св. Вита, и Аркона была взята 14 июня.
Вполне естественно, что после христианизации Рюгена топонимы, связанные с культом Святовита, также были реинтерпретированы в связи с культом св. Вита. Таким образом, для названия полуострова Wittow, на котором располагался храм Святовита, следует [67]реконструировать исконную форму *Svętovitovъ ‘Святовитов’ или *Svętovitovo ‘Святовитово’. Равным образом, топоним Vitt неподалеку от местечка Путгартен и Арконы, а также название переправы Wittower Fähre также имеют непосредственное отношение к культу Святовита, а не к нижненемецкому witt 'белый' или Vitte как нижненемецкому обозначению небольшого селения в балтийском регионе.
Согласно запечатленным у Саксона Грамматика [Gesta Dan. XIV, 39:3] верованиям рюгенских славян, у Святовита был свой конь чисто белой масти. Считалось святотатством выдернуть хотя бы волосок из его гривы или хвоста. Один жрец имел право за ним ухаживать и садиться на него. На этом коне Святовит, по мнению руян, вел войны против врагов своего святилища. Потому считалось особым знаком, если конь, стоя в ночное время в стойле, покрывался потом и глиной, словно бы проходил длинный путь. Поведение этого коня служило основой для предсказаний. У Святовита была своя боевая дружина (300 всадников на отборных конях), имевшая собственное знамя – *stanica ‘станица’ и, очевидно, определявшаяся тем же словом (о рюгенской «станице» как символе священной власти см.: [Ганина 2010]). Память о Святовите-всаднике сохранялась на Рюгене вплоть до XIX в. в виде преданий о призрачном всаднике. Сбруя его коня мерцает и сверкает в лунном свете, и вся она из чистого серебра, а стремена – червонного золота. Прекрасный конь покрыт пеной, и тот, кто быстро осушит пену с коня, получит золото и серебро [Rügen: Sagen…, 73]. В отличие от Дикого Охотника, предания о котором также распространены на Рюгене, этот всадник не враждебен людям. Интересно, что этот всадник, согласно поверьям, являлся у полуторакилометрового рва Mönchgraben ‘Монашеский ров’, отделяющего полуостров Mönchgut ‘Монашеское владение’ от остального Рюгена, то есть в изначальной зоне размежевания христианства и язычества.
Следами культа Святовита в топонимике Рюгена являются славянские и позднейшие немецкие названия, связанные с обозначением 'коня' и разведением лошадей:
Kontop (пустошь; община Wiek; 1294 Conentop) < слав. kon- ‘конь’ + top- ‘топкое место, где увязали лошади’; у М. Нимайера неверное толкование ‘место для купания лошадей’ (Pferdeschwemme) [Niemeyer 2001, I, 86].
Kabelow (пустошь; община Poseritz; 1294 Kablow) < слав. *kobyla ‘кобыла’
Kubbelkow, Groß и Klein (община Sellen) < слав. *kobyla ‘кобыла’
Rosengarten (местечки Garz, Schaprode, Zirkow) < нем. *ross- ‘конь’ + garten ‘ограда, загон’ (соотнесение с Rose 'роза' представляет собой народную этимологию). [68]
Сами эти названия образованы по общеславянским (Kontop, Kabelow) и общегерманским моделям (Rosengarten) и имеют убедительные этимологические параллели: ср. Конотоп (Украина), Кобылье городище (Россия, под Псковом). И, разумеется, Kontop как одиночное название не является свидетельством языческого культа. Однако всю группу «конских» топонимов на Рюгене следует соотносить с данными о развитом коневодстве, которое, как свидетельствуют источники, имело культовый характер.
Отразилось в топонимике Рюгена также медоварение, имевшее особое значение в культе Святовита:
Medowe (Wiek; 1314 Medowe) < *medovъ ‘медовое’
Мölln-Medow (Sellen; 1376 Medowe) < *meln- 'мельница' + medovъ 'медовое'.
Помимо храмовой крепости Святовита на Рюгене существовали и другие сакральные городища. По указанию Саксона Грамматика, второй крупной храмовой крепостью после Арконы на Рюгене была Каренца (Charenza), где располагалось святилище Руевита, Поревита и Поренута (Перунича). Именно в Каренце славянские князья и знать в июне 1168 г. приняли условия датчан и согласились креститься.
Согласно традиционной точке зрения, предложенной исследователями XVIII–XIX вв., Каренца – нынешний рюгенский Гарц. Рядом с этим городком действительно находится мощный славянский вал, однако топоним Garz происходит от славянского *Gardec ‘городок’, ‘Городец’, в то время как название Charenza восходит к иному славянскому прототипу. Новейшие исследователи указывают, что, по сообщению Саксона Грамматика (очевидца событий), еп. Абсалон Роскильдский в июне 1168 г. в течение одного дня успел съездить верхом с Арконы в Каренцу и обратно, совершив там массовое крещение славян и основав три храма. Между тем и в наши дни такие темпы нереальны [Rüchhoft 2008]. Ф. Рюххофт убедительно обосновал другую локализацию крепости – урочище Венц близ Шапроде с остатками мощных валов. В средневековых грамотах это место именовалось Gharense; именно там была дана грамота князя Вицлава I Штральзунду.
Семь мечей на поясе идола, этимология имени *Rujevitъ ‘обладающий повышенной мужской силой’ (ср. др.-рус. рюень ‘сентябрь’) и собрание князей с дружиной именно в этой крепости свидетельствуют о том, что святилище Руевита, в отличие от жреческой Арконы, было культовым центром княжеской дружины (ср. трехчастное деление индоевропейского общества). Утратив свой сакральный компонент, Каренца стала одной из княжеских крепостей (позднее – резиденций). [69]Гарц – еще одна крепость этого типа, поскольку рюгенское княжество было «странствующим» (см. об этом [Rüchhoft 2008: 24]).
Главным центром княжеской власти после христианизации стал город Берген (Bergen), расположенный на моренной гряде и еще в 1232 г. носивший славянское название Gora, передававшееся в латинских грамотах как Mons (Monte in Ruja, 1242, Montibus 1283, Monte 1285). Название Bergen представляет собой немецкий эквивалент исходного славянского Gora. Соответственно, внутренняя форма славянского топонима была прозрачной и для широких слоев нижненемецкого населения Рюгена (зачастую потомков славян от смешанных браков), и для ученых составителей латинских грамот.
Рядом с Горой-Бергеном находится городище Ругард (Rugard). Это городище расположено на высочайшей точке Рюгена, откуда открывается вид на все концы этого обширного острова. Топоним Rugard имеет германскую этимологию: *ruǥi-gard(iz) ‘ругов огороженное укрепление’. Его древнейший дославянский характер подтверждается зафиксированным в латинской грамоте сочетанием Monte in Ruja, где Mons передает славянское Gora, тогда как Ruja остается без эквивалента. По-славянски это городище обозначалось производным от основы *vyš- ‘вышний, верхний’ (ср. Вышгород), о чем свидетельствует топоним Viesch по пути от Бергена к Ругарду.
Судя по топонимике, наряду с крупными культовыми центрами на Рюгене существовало множество «святых мест» – урочищ:
Swanteghur / Swantow (община Poseritz; Swanteghur 1294, Swantegore 1314, ныне пустошь Swantow) < слав. *svęt- ‘святой’ + слав. *gor- ‘гора’
Swantiberg (остров Хиддензее) < слав. *svęt- ‘святой’ + нем. berg ‘гора’ (гибридный топоним, по всей очевидности, заменивший исконное *Swantegor)
Swente (пустошь; община Glowe) < слав. *svęt- ‘святой’
Swente (пустошь; община Garz) < слав. *svęt- ‘святой’
Swente (пустошь; община Сагард) < слав. *svęt- ‘святой’
Tribbevitz (община Neuenkirchen; Tribkevitze 1294) < слав. *treb- 'треба'
Tribkevitz (община Trent; Trepecovitze 1314) < слав. *treb- 'треба'
Trips (община Берген; Tripbesitz 1294) < слав. *treb- 'треба'
Интересны в этой связи топонимы Volzow (близ г. Путбус; Volzow 1294) и Volsvitz (Gingst; Vulzevitze 1294). Традиционно их объясняют как производные от слав. *vъlkъ 'волк', однако польский топоним Wilczewo, обычно привлекаемый для сравнения, хорошо показывает закономерности развития корневого гласного в западнославянских языках. Поэтому есть основания сопоставлять эти топонимы с [70]именем индоевропейского и славянского мифологического персонажа, связанного с иным миром, провидением и богатством – *Volsъ, др.-рус. Велесъ, Волосъ < *wel-/wol- ‘иной/нижний мир’.
Следует также отметить топонимы Dewkenberg (гибридный топоним с первым славянским и вторым немецким компонентом) и Baabe, соотносящиеся с топонимами Девина гора и Бабина гора, засвидетельствованными у восточных славян в контексте женских языческих культов.
Наименования курганов и мегалитов
Важная принадлежность погребального обряда бронзового века – курганы. На Рюгене отмечается несколько сотен курганов, то есть их можно найти практически в любом урочище. Некоторые насыпаны над старыми мегалитическими комплексами или рядом с ними: например, в Нардевице существует курган бронзового века на мегалитической основе, в Двазидене курган был насыпан в бронзовом веке рядом с мегалитом.
Ярким примером ландшафтного мышления бронзового века является утес Königsstuhl в урочище Штуббенкаммер (Штубниц; слав. *Stupenice < *stupen- ‘ступень’). Это огромный известняковый выступ над морем, красивейший из меловых утёсов Рюгена, ставший символом острова. Туристы, поднимающиеся на плоскую и вытянутую, как ладонь, смотровую площадку по довольно крутой лестнице через некую «горку», не подозревают, что они совершают свой выход к морской и воздушной бездне через курган бронзового века. В этом свете обретает особый смысл сам микротопоним Königsstuhl, обычно переводимый как «Королевский трон» (хотя имеющееся в немецком языке слово Thron в названии не представлено). Согласно «Старшей Эдде» и сагам, курган – место восседания конунга, символ власти и суда. По данным археологии, многие особо чтимые курганы Скандинавии были заложены в бронзовом веке. Традиционно считается, что название утеса возникло в XIX в., но есть основания полагать, что рюгенский микротопоним Königsstuhl ‘Княжий Стол’ – не псевдоисторическое «курортное» наименование, но запечатленная в языке память о древней реалии. Учитывая временную дистанцию, следует предполагать последовательное, преемственное калькирование обозначения этого «престола» в разных языках населения острова (семантическая устойчивость в топонимике, особенно в маркированных случаях, убедительно доказана В. И. Георгиевым и О. Н. Трубачевым).
Каким было осознание мегалитов и курганов в последней устной традиции Рюгена – нижнененемецкой? В записях преданий все эти памятники обобщаются обозначением Hünengrab ‘могила [71]древнего богатыря/великана’. Осмысление памятников в обоих случаях сверхъестественное, но немного разное. Мегалиты – дело рук велика- нов, а в курганах хранятся сокровища и живет подземный народ. Со- ответственно, мегалиты – дело рук «дочеловеческого», довременного, ушедшего народа, а курганы – древнего, всё еще пребывающего, но уже реликтового. Осознание высокого статуса погребенного объеди- няет мегалиты и курганы: ср. Herzogsgrab ‘Герцогская гробница’ (ме- галит), Königsstuhl ‘Княжий стол’ (курган), Fürstengräber ‘Княжеские могилы’ (курганы).
Названия камней
Одну из особенностей рюгенского ландшафта составляют оди- ночные валуны в разных местах острова. Некоторые из валунов, находящихся на суше, могут быть остатками мегалитов, но есть и камни, располагающиеся на береговой линии или в море неподалеку от берега. Сохранившиеся славянские названия камней свидетель- ствуют о почитании этих природных объектов в эпоху язычества: ср. название прибрежного камня Swantеkahs (местечко Glowe) < *svęt- ‘святой’ + искаж. слав. *kamy 'камень'. Интересен также серый валун значительных размеров Buskamen (также Buskam) в прибрежных во- дах в местечке Гёрен на полуострове Мёнхгут. Происхождение его представляет собой научную загадку, так как по своим геологиче- ским характеристикам он относится к той же породе, что валуны на датском острове Борнхольм, который находится на весьма значитель- ном расстоянии от Рюгена. Предлагаемая в немецких работах этимо- логия названия Buskamen < *bogis kamen ‘Божий камень’ неверна, так как форма bogis противоречит грамматическим закономерностям сла- вянских языков. Учитывая цвет валуна, можно предложить этимоло- гию *bus- ‘серый’ + kamy ‘камень’. В «Этимологический словарь сла- вянских языков» слово бусый не включено, соответственно, к прасла- вянскому лексическому фонду его не относят. В этимологическом словаре М. Фасмера находим следующие сведения: «бусый – ‘темно-серый, пепельный’, бусеть, бусоветь ‘становиться серым, голубым, темнеть’. || Неясно. Старое объяснение из тур., др.-тюрк. boz «серый, темный», кыпч. bozaγ, тат. buz… отвергают Мелиоранский…, Корш…, Бернекер» [Фасмер 1964: 251]. К тому же этимологическому гнезду, что и бусый, относятся рус. диал. бусель ‘цветение стоячей воды, плесень’, а также рус. диал. бусел, бусель, бусол 'аист', укр. бусель, бусько, блр. бусел, польск. busieł, buśko, buś, busek ‘молодой аист’ [ibid.]. Наличие этой основы в западнославянском (польском) позволяет предполагать [72]ее общеславянский характер и допускает ее функционирование в языке поморских славян, также относящемся к лехитской подгруппе.
В языке позднейшего нижненемецкого населения Рюгена славянское *swant(е)- ‘святой’в названиях почитаемых прибрежных камней было переосмыслено по народной этимологии как swan- ‘лебедь’, и «святые камни» превратились в «лебединые», тем более что в прибрежных водах Рюгена всегда много лебедей. Эта реинтерпретация не отменяла представлений о сакральном значении таких камней, поскольку лебеди в поверьях рюгенцев также были связаны с иным миром. В XIX в. на Рюгене существовал обычай swaan slagen ‘убить лебедя’, представлявший собой особый обряд, когда муж выходил из дома после родов, чтобы охранить роженицу от злых сил иного мира: ср. русскую сказку «Гуси-лебеди», где гуси-лебеди уносят маленьких детей. В реальной жизни убивать лебедя для исполнения этого обряда не требовалось, муж просто шел на берег моря или в лес.
Некоторые валуны Рюгена известны только под немецкими именами, данными в позднейшую эпоху. Например, на полуострове Ясмунд слева от утеса Königsstuhl находится серо-белый валун, который называется Waschstein 'Камень прачек'. С этим валуном связаны соответствующие предания о witte wiver 'белых женах' или 'вещих женах', которых можно застать у камня за стиркой. Далее, у церкви в рюгенском местечке Альтенкирхен (по пути к Арконе) находится гранитный валун под названием Teufelsstein 'чертов камень'. Вокруг этого камня еще в XIX в. было принято водить жениха, невесту и всю свадебную процессию после венчания, причем название нисколько не препятствовало совершению этого обряда.
Псевдоязыческие топонимы
В начале XIX в., в эпоху романтизма и первого курортно-туристического освоения Рюгена некоторые ландшафтные реалии получили ученую интерпретацию. Так, небольшое озеро рядом со славянским валом на полуострове Ясмунд, в буковом лесу неподалеку от утеса Königsstuhl получило название Herthasee ‘озеро Герты’ по ложному соотнесению с сообщением Корнелия Тацита о культе богини Нерты (Nerthus) и ее священном озере на одном из островов севера Германии (Germ. 40). Никаких доказательств о том, что этот остров является Рюгеном, не существует, Тацит мог опираться на рассказы информантов-германцев о Зеландии и любом другом острове Балтики или Северного моря. Кроме того, имя богини плодородия Nerthus, коррелирующее с именем скандинавского бога Ньёрда (ди. Njörðr) и восходящее к и.-е. *ner- ‘сила, плодородие’, ‘иной, нижний мир’, [73]было неверно передано в данной краеведческой интерпретации как Hertha 'Герта'. Однако с XIX в. микротопонимы Herthasee ‘озеро Герты’ и Herthaburg ‘крепость Герты’ закрепились в указанной местности Рюгена и до сих пор представлены на картах и указателях пути, хотя речь идет об озере и славянском городище, названия которых остались нам неизвестны.
Топонимы, связанные с христианством
Интересно, что при сравнительно малой плотности населения на Рюгене было много церквей и монастырей. В определенной мере это отражает освоение старого сакрального ландшафта Рюгена с его множеством святых мест в эпоху христианизации. Некоторые церкви и часовни отразились в топонимике, ср.:
Zirkow (община Цирков; Cyrkow) < слав. *cirky ‘церковь’, род.п. *-ъve, ср. чеш.-цслав. циръкы, р. п. -ъве, др.-словен. circuvah, местн. мн. (Фрейзинг. отрывки), чеш. ciґrkev, в.-луж. суrkеj (в отличие от др.-рус. црькы, рус. церковь, польск. cerkiew, н.-луж. сеrkеj, полаб. саrkói, саrkév) (см. [Фасмер 1973: 300], без рюгенских форм).
Zirkow (община Гарц; Cyrkow 1294) < слав. *cirky ‘церковь’
Zirkow-Hof (община Самтенс; Zirckow 1709) < слав. *cirky ‘церковь’ + нем. *hof ‘двор’
Altenkirchen (Antigua ecclesia 1314, Oldenkerke 1315) < *alt- ‘старый’ + kirch- ‘церковь’
Neuenkirchen (община Нойенкирхен; Jommow, Jamnow, Nÿghenkerke 1294) < *niuw- ‘новый’ + kirch- ‘церковь’
Rothenkirchen (община Рамбин; Rodenkerke 1294) < *rôt- ‘красный’ + kirch- ‘церковь’
Kapelle (Гингст; Capelle 1294) < ср.-нем. kapelle < лат. capella ‘часовня, капелла’
Capelle (Capelle 1577) < ср.-нем. kapelle < лат. capella ‘часовня, капелла’
Отражено в топонимике также распространение монастырей и монашества:
Mönchgut (полуостров) < ср.-ниж.-нем. *monk/monik ‘монах’ + gōd ‘добро, имущество, владение’ (в настоящее время оба компонента закрепились в верхненемецкой форме)
Kloster (Hiddensee; 1662) < ср.-нем. kloster ‘монастырь’
Kloster (пустошь; община Сагард; Closter 1581) < ср.-нем. kloster ‘монастырь’
Kloster (пустошь; община Сагард; 1897) < ср.-нем. kloster 'монастырь' [74]
Mönkendorf (община Сагард) < ср.-ниж.-нем. *monk/monik 'монах' + ср.-ниж.-нем. dorp 'деревня' (первый компонент закрепился в актуальной для Рюгена нижненемецкой форме, второй – в верхненемецкой)
И наконец, интересна оценка некоторых урочищ как «языческих»:
Poggenhof/Poggendorf (община Schaprode; Poggendorf 1456, Poggendorp 1577, Poggehoff 1582, Poggendorp 1594, Poggendorf 1606, Poggendorff 1611, Poggenhof 1695, Poggendorff vel Poggenhof 1708, Poggenhoff 1709) < слав. *poganъ ‘языческий’, 'поганый' (общеславянское заимствование лат. paganus ‘сельский’, ‘языческий’) + ср.-ниж.-нем. dorp 'деревня'/hof 'двор' (ср. [Niemeyer 2001, II: 18]).
Poggendiek (община Lancken-Granitz; Poggenndieck 1607, Poggendiek 1608) < слав. *poganъ ‘языческий’, ‘поганый’ + ср.-ниж.-нем. dīk ‘плотина’ (ср. [ibid.]).
Примечательно, что церкви и урочища, где они находились, обозначались топонимами как германской, так и славянской этимологии. Соответственно, в языке рюгенских славян было слово ‘церковь’ – ср. целый ряд топонимов Zirkow. Понятие 'язычник' также обозначалось славянской основой *poganъ 'поганый'.
Рассмотренный материал показал, что на сравнительно небольшой территории Рюгена обнаруживается целый ряд сакральных топонимов с различными историко-культурными соотнесениями. Это подтверждает значение Рюгена как сакрального центра южной Балтики. Реликты представлений о сакральном значении Рюгена отразилось в местном немецком поверье о том, что ‘Rüganer können hellsehen’ – «рюгенцы наделены ясновидением»: а именно, в многочисленных рюгенских быличках XIX в. рассказывается о людях, способных предвидеть чью-то смерть или возвращение без вести пропавших. Таким образом, Рюген и спустя много веков после распространения христианства воспринимался как место, имеющее особую связь с иным миром.
Литература
Источники
Гельмольд. Славянская хроника. / Пер. с лат. и прим. Л. В. Разумовской. М., 1963.
Житие св. Северина. / Пер. с лат. А. И. Донченко. СПб, 1998.
Иордан. О происхождении и деяниях гетов (Getica) / Вступ. ст., пер., комм. Е. Ч. Скржинской. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб, 1997.
Научная литература, словари
Ганина 2010 – Ганина Н. А. Мифология власти у рюгенских славян // Предания и мифы о происхождении власти эпохи Средневековья и раннего Нового времени. XXV конференция памяти В. Д. Королюка. Тезисы. – М.: «Индрик», 2010. С. 35–40.
[75]Ганина 2011 – Ганина Н. А. Остров Рюген: к основам взаимодействия культур и языков // Атлантика. Записки по исторической поэтике. Вып. 9. М., 2011. С. 3–33.
Йовчева 2006 – Йовчева М. Святой Вит в древнеславянской книжности // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2006. № 4 (26). С. 10–19.
Кузьмин 1974 – Кузьмин А. Г. Об этнической природе варягов (к постановке проблемы) // Вопросы истории. 1974, № 11. С. 54–83.
Лебедев 2005 – Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб, 2005.
Льюис, Педерсен 1954 – Льюис Г., Педерсен X. Краткая сравнительная грамматика кельтских языков. М., 1954.
Топоров 1989 – Топоров В. Н. Из славянской языческой терминологии: индоевропейские истоки и тенденции развития // Этимология. М., 1989. С. 3–50.
Трубачев 2003 – Трубачев О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М., 2003.
Трубачев 2004 – Трубачев О. Н. Мысли о дохристианской религии славян в свете славянского языкознания (по поводу новой книги: L. Moszyński. Die vorchristliche Religion der Slaven im Lichte der slavischen Sprachwissenschaft. Köln; Weimar; Wien: Bühlau Verlag, 1992) // Трубачев О. Н. Труды по этимологии. Слово. История. Культура. Т. 2. М., 2004. С. 423–441.
Фасмер 1964; 1973 – Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1–4. М., 1964–1973.
Херрман 1986 – Херрман Й. Ободриты, лютичи, руяне // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 338–405.
Щукин 2005 – Щукин М. Б. Готский путь: Готы, Рим и черняховская культура. СПб, 2005.
Bach 1954 – Bach A. Deutsche Namenkunde. Bd 2. Heidelberg, 1954.
Abramowski 1931 – Abramowski R. Die Namen Arkona und Nonnevitz. Stettin 1931.
Frisk 1954–1072 – Frisk Hj. Griechisches etymologisches Wörterbuch. Heidelberg, 1954–1972. Bd I–III.
Haas 1931 – Haas A. Der Name Arkona. Stettin, 1931.
Haefs 2005 – Haefs H. Ortsnamen und Ortsgeschichten auf Rügen mitsamt Hiddensee und Mönchgut. Anmerkungen zur Geschichte. Norderstedt 2005.
Holder 1961 – Holder A. Altkeltischer Sprachschatz. T. I. Graz, 1961.
Jacob 1894 – Jacob G. Das wendische Rügen in seinen Ortsnamen dargestellt // Baltische Studien. Bd 44 (1894). S. 43–194.
Mone 1851 – Mone F. I. Die gallische Sprache und ihre Brauchbarkeit fur die Geschichte. Karlsruhe, 1851.
Rügen: Sagen und Geschichten. Ausgewählt und hrg. von Heinz Lehmann. Bremen – Rostock. [S. a.].
Niemeyer 2001 – Niemeyer M. Rügen I. Quellen- und Literatursammlung zu den Ortsnamen. A-M. Greifswald, 2001 (Greifswalder Beiträge zur Ortsnamenkunde III): Niemeyer M. Rügen II. Quellen- und Literatursammlung zu den Ortsnamen. N-Z. Greifswald, 2001 (Greifswalder Beiträge zur Ortsnamenkunde IV).
Rudnicki 2001 – Rudnicki М. О nazwie Tczewa Tursac // Slavia Occidentalis. 1930. № 9. S. 539–612.
Schmidt 2001 – Schmidt I. Hünengrab und Opferstein. Rostock, 2001.
Rügen: Sagen und Geschichten. Ausgewählt und hg. von Heinz Lehmann. Bremen – Rostock. [S. a.].
Schmidt 2002 – Schmidt I. Götter, Mythen und Bräuche von der Insel Rügen. 2. veränderte Aufl. Rostock, 2002.
Schuldt 1970 – Schuldt E. Steinzeitliche Grabmonumente der Insel Rügen. Museumskatalog, Schwerin, 1970.
Schuldt 1972 – Schuldt E. Die Großsteingräber von Lancken Granitz auf der Insel Rügen. Bodendenkmalpflege in Mecklenburg. Jahrbuch 1971. Berlin, 1972. S. 9–83.
[76]Schwarz 1951 – Schwarz E. Goten, Nordgermanen, Angelsachsen: Studien zur Ausgliederung der germanischen Sprachen. Bern, 1951.
Wagner 1970 – Wagner H. Studies in the Origins of Early Celtic Civilisation // Zeitschrift fur keltische Philologie. 1970. B. 31.
Walde 1938–1956 – Walde A. Lateinisches etymologisches Wörrterbuch. 3., neubearb. Aufl. von J. B. Hoffmann. Heidelberg, 1938–1956.
William Smith 1940 – Willam Smith B. S. De la toponymie Bretonne // Supplement to Language. Vol. 16, № 2. Baltimore, 1940.
Summary
The article is concerned with reconstruction and etymological analysis of sacred topography on the island of Rügen. The paper offers a brief survey of the archaeology and history of Rügen and considers the etymology of the most important place names: heathen sacred places, names of mounds and megaliths, names of specific stones, Christian and pseudopagan place names.
Key words: Germany, island of Rügen, place names, etymology, sacred places, heathendom, Christianization.
